Когда — не помню, где знаю, жил-поживал Кураи-дед. Он от ветра шатался росы сгибался, всех он боялся. Звякнет поутру старушка пустым ведром, а уж он ни жив, ни в кошму завернется, в КАЛАчек сожмется, трясется весь. Проходил мимо дяу — одноглазый великан. Видит, спит на земле старичок, а рядом лежит палка. Вдруг Курай-дед потянулся, чихнул и проснулся. — Долго же я спал,— говорит,— солнце уже высоко поднялось. Пора мне в дорогу! — А ты кто такой? — спрашивает одноглазый великан. — Я Курай-дед, батыр-удалец. Я сто врагов одним ударом истребил. А ты кто? — Я дяу — одноглазый великан. Пальцем погрожу — бурю осажу, пальцем постучу — гору сворочу, пальцем ткну — улетишь ты, Курай, на луну! Испугался дед, но виду не подал. — Если так,— говорит,— давай с тобой померимся силой. Великан: — Ладно, давай! Вот привел Курай-дед одноглазого великана к тому месту, где были зарыты утиные яйца, и спрашивает: — Можешь ли ты, одноглазый великан, мозг земли вышибить? — Я все могу! — отвечает одноглазый великан. Брюхо надул, глаз свой выпучил, с горы разбежался, да как хватит пятками оземь — погнулась земля на сто верст, пыль поднялась до небес, а мозга земли не видно. А Курай-дед лишь легонько наступил на утиные яйца, я брызнул из земли желток. — Вот он — мозг земли! — говорит. — Где тебе, одноглазый великан, со мною тягаться! Задрожал одноглазый великан всем телом. — Победил ты меня, Курай-дед! Будь моим гостем. Пошли они степью. Впереди забелела гора. — Что за гора? — спрашивает Курай-дед. — Это не гора,— отвечает одноглазый великан,— это моя юрта. Подходят они к великановой юрте. Хотел Курай-дед через порог переступить, да запутался в бороде. Говорит; —- Внеси-ка меня в юрту, приятель, а то, как бы мне невзначай дверь не своротить. Внес его одноглазый великан в юрту, посадил у очага на почетное место. Осмотрелся Курай-дед по сторонам: вот юрта так юрта—от стены до стены день верхом скакать, три дня на арбе ехать! — Хороша ли у меня юрта? великан. Курай-дед: — Юрта хороша, только чуточку тесновата! Тем временем сварилось мясо. Подает одноглазый великан гостю бычью ногу: — Ешь, Курай-дед, на здоровье! Курай: —- Спасибо, рахмет. Съел я вчера за обедом десять быков, так и сейчас еще сыт. Мне бы водицы испить... Схватил одноглазый великан свое величанье ведро и к колодцу, а Курай-дед кричит ему вслед: — Постой, постой, ты куда с ведром? Неся сюда весь колодец! Ночь пришла. Легли спать. В полночь шепчет великан своей великанше: — Не будет мне радости, пока жив Курай-дед. Он всех на свете сильнее. Нужно его убить!.. Курай-дед не спал, все это слышал. Положил он потихоньку на свое место деревянную ступу, а сам притаился, за сундуком. И вот слышит: поднялся одноглазый великан с подушек, отыскал топор, подобрался к дедовой постели, да как хватит обухом по ступе — ступа в щепки. Смеется одноглазый великан: — Хоть ты, Курай-дед, и батыр-удалец, а пришел, Курай-дед, и тебе конец! — Повалился на подушку и захрапел. А утром проснулись одноглазый великан и великанша и глазам не верят: лежит дед, как ни в чем не бывало на белой кошме, будто от скуки в бороде волоски пересчитывает, зевает да почесывается. — Ты бы,— говорит,— блох повывел. Они мне, проклятые, ночью спать не давали. Побелел одноглазый великан от страха, глазом моргает, а сказать ничего не может. Стал тут Курай-дед в обратный путь собираться. Зовет с собой одноглазого великана: — Погостил я у тебя, одноглазый великан, и довольно. Пойдем теперь ко мне,— я тебя еще и не так угощу! Вот и пошли они — Курай-дед впереди, одноглазый великан — следом за ним. Дошли до синего озера, добрались до зеленой лужайки, виден уже и тростниковый шалаш. Выбегает из шалаша старушка и прямо деду на шею: — Жив ли ты, здоров ли ты, Курай-дед? Где бывал? Что видел? Курай-дед ей: — После все, старушка, расскажу, а сейчас готовь-ка ты нам угощение получше. Я приятеля с собой веду. Глянула старушка на одноглазого великана и только руками всплеснула. — Да чем же мне вас угощать? Нет ведь у нас в шалаше ни крошки. — Как так нет?— говорит Курай-дед.— Я же, уходя, оставил тебе семь одноглазых великанов. Неужто ты их всех прикончила? Как услышал эти речи одноглазый великан, так и обомлел. «Ну, — думает,— не будет мне здесь, видно, добра!» — Повернулся — да бежать. Шагнул раз — и скрылся с глаз. На полпути встречается ему рыжая лиса. Лиса: — Здравствуй, дяу—одноглазый великан, откуда бежишь? Великан: — Бегу я от Курай-деда. Он всех на свете сильнее! Хотел меня убить! Рассмеялась рыжая лиса: — Да я у этого деда каждый день весь улов отнимаю! Он ведь всех на свете боится. Пойдем к нему вдвоем. Мы его проучим! И верит и не верит лисе одноглазый великан. Однако подумал и поплелся за лисой. Идет злой-презлой, страшно так глазом ворочает. Дошли они до синего озера, добрели до зеленой лужайки, показался уже и тростниковый шалаш. А возле шалаша стоит дед Курай, бороду поглаживает, будто от радости приплясывает, а еще издали кричит: — Ай да и молодец же ты у меня, рыжая лиса, спасибо за службу! Я уж было думал, что одноглазый великан совсем ушел из моих рук. Вдруг смотрю: ты его назад тащишь. Веди, веди его скорее! Мы со старушкой давно проголодались. Рассвирепел одноглазый великан: — Так вот что ты задумала, рыжая лиса! Схватил лису за хвост — да об землю. Из лисы и дух вон. А сам бежать что было сил. Шагнул раз — и скрылся с глаз. Захлопал в ладоши Курай-дед, запел от радости: — Ай, жаксы! Ай, хорошо, вот любо! Будет у старушки лисья шуба! Подошел Курай-дед к рыжей лисе: лежит лиса, не шевелится, ноги вытянула и зубы оскалила. — Скалься, скалься,— говорит дед,— я теперь тебя не боюсь! Начал он с рыжей лисы шкуру сдирать. Один бок ободрал, нужно бы ему лису на другой бок перевернуть, да как с ней сладишь! Тяжелая лиса, отъелась дедовой рыбой. Трудился-трудился, тужился-тужился, — пуп трещит, по бороде пот бежит, а лиса все ни с места. Махнул Курай-дед рукой. — Зачем,— говорит,— старушке лисья шуба, она и в овчинной лучше всех! И стали они жить по-прежнему. Только Курай-дед никого больше с тех пор не боялся. И рыбы у них теперь всегда было вдоволь.