В былые времена в одном ауле жил с матерью жигит Гани. Каждый день он уходил в лес, стрелял птиц и зверей, шкуры продавал, а мясо, если оно было съедобно, шло в пищу. Тем и жили. Однажды Гани принес с охоты зайца, разрубил его и говорит: — Свари, мать, заднюю часть сегодня, а переднюю припрячь до завтра. Только сказал — соскочила с пня передняя часть и наутек, а задняя за ней следом. И скрылись вдали. Гани остолбенел: — Что за диво, мать! Никогда бы не поверил, что может такое случиться. Не сон ли это? Мать отвечает: — Нет, мой сын, это не сон. Случаются в жизни чудеса еще и помудренее. Сходи-ка к старому Алиму, он тебе кое-что порасскажет... Пошел Гани. Входит к Алиму, почтительно отдает салем. Алим приветливо встретил жигита и стал спрашивать, по какому делу он к нему явился. — Говорят в народе,— отвечал Гани,— вы, дедушка, много удивительных историй знаете. Вот я и пришел послушать, набраться ума. Понравился Алиму жигит, усадил его старик рядом с собой и начал рассказ. — Давно это было. Был я тогда молод, строен и силен, как ты, Гани. Приглянулась мне одна красавица — женился я. Хорошо, весело мы жили с женой первое время. И не думалось мне, простаку, что подстерегает меня великое горе. Стала жена чаще и чаще из дому уходить, по целым дням пропадать. Подозрительно мне это показалось. Говорю ей раз: «Ты где все бродишь? Что дома не бываешь? Смотри, привяжу тебя арканом!» Сверкнула глазами, переменилась в лице, вижу — крепко рассердилась. «Что так глядишь? — спрашиваю.— Разве я тебе не муж?» Молчит, а в глазах — лютая злоба. Стоим друг против друга. Вдруг выхватила она откуда-то тоненький прутик, хлестнула меня трижды и проговорила быстро: «До сих пор ты мне мужем был, теперь псом будь!» Хотел я прикрикнуть на нее за такие речи, раскрыл рот — нет человеческого голоса, а вместо слов только — гав! гав! гав! Превратила меня жена в собаку. Колдунья она была. Горькие дни наступили. Каких только мук не вытерпел я от бессердечной: в дом не пускала, кормить не кормила, сто раз на день палкой колотила да ногой пинала.— «Что,— спрашивает со смехом,— хочешь теперь знать, где я бываю, почему дома не сижу?» Невмочь мне стало. Чувствую — смерть приходит. Решился я и убежал от жены. Шел, шел, пришел в лес. Там на поляне пастух стадо стережет. Приблизился я несмело к человеку. Он не прогнал меня, а накормил и приласкал. Остался я здесь, стал верно служить пастуху. Забредет корова в чащу — я тотчас заворочу ее, волк ли, чужой ли кто покажется —-никого к стаду не подпускаю. Пастух так на меня полагался, что совсем за стадом глядеть перестал. Пригонит поутру коров в лес, а сам уйдет и только к вечеру явится снова. Как-то раз бай увидел пастуха в ауле среди дня и говорит ему в сердцах: «Ты вот слоняешься здесь, как купец по базару, а коровы в лесу без надзора, кто захочет, тот и угонит стадо. Не годится так делать: взялся пасти, так паси!» Пастух в ответ: «У меня в лесу есть такая собака, что ни вора, ни зверя к стаду не подпустит и коровам не дает разбрестись. Нет ей цены. Надежнее всякого пастуха». Бай говорит: «Давай биться об заклад! Если я не уведу от собаки из стада корову, плачу тебе триста рублей, а если уведу,— ты что мне дашь?» «Если уведешь корову, бай,— отвечает пастух,— весь век бесплатно у тебя батрачить буду». Согласились. Отправился бай в лес, начал подбираться к коровам. Да не тут-то было: налетел я на него, как шайтан, поднял лай, изорвал на непрошеном госте всю одежду. Вернулся бай назад ни с чем, перепуганный, в лохмотьях. Пришлось ему отдать работнику обещанные триста рублей. После этого случая пастух меня еще больше полюбил. Но все же тяжко мне было оставаться бессловесной тварью. «Неужто, — думаю,— жена не забыла свой гнев? — Небось она и сама уже жалеет о том, что натворила». Ободряя себя надеждой, поспешил я на родину. Подхожу к дому, скребусь под дверью. Открылась дверь: на пороге жена, нарядная и красивая. Я с мольбой глядел ей в лицо и жалобно взвизгивал. А у нее в глазах по-прежнему была одна только ненависть. «Зачем явился? — спросила она грозно.— Не хочешь ли все-таки проведать, куда я ухожу и где пропадаю? Так вот же тебе!» И, выхватив волшебный прутик, она хлестнула меня, приговаривая: «До сих пор ты собакой был, теперь дятлом будь!» В то же мгновение я превратился в птицу и с печальным криком полетел в лес. Вскоре зима наступила. Холодно, голодно стало в лесу. Перелетаю с ветки на ветку в тревоге: того и гляди, в когти хищной сове попадешь... Жизнь не мила, и погибать страшно. Однажды в чащу пришли дети. Болтают между собой, смеются. Сжалось у меня сердце, заплакал бы, кажется, если б птицы плакать умели,— так потянуло меня к людям! А ребятишки расставили силки для птиц и убежали. Не долго думая, я слетел с дерева и — будь что будет! — нарочно запутался в силке. Слышу: опять идут сюда дети. Увидев в силке добычу, они обрадовались, зашумели, раскричались и, счастливые, понесли меня в аул. Тут они дали мне творогу, чистой воды и все любовались моими пестрыми перышками, усевшись в кружок. В это время в хижину вошел старый человек с бородой, белой, как туман. Он посмотрел на меня пристально и спросил детей: «Что это у вас?» Дети наперебой закричали «Это дятел! Мы поймали его в лесу». Старик покачал головой и сказал: «Нет, внучата, не дятла вы поймали...» Понял я: мудрый это человек, много знает. Я замер и жду, что будет дальше. Старик же достал из потайного места тонкий прутик и, дотронувшись до моей спины, произнес: — «До сих пор ты дятлом был — снова человеком будь!» И я стал человеком, таким, каким был прежде. Чуть не лишился я рассудка от радости. Не помню, что говорил, не помню, какими словами благодарил своего избавителя. Когда же я опомнился, добрый старик угостил меня, точно самого близкого родича, и приказал рассказать о себе всю правду. Долго я говорил, ничего не утаил, а старик внимательно выслушал меня и сказал: «Смело возвращайся, Алим. в свое жилище, отныне жена не властна над тобой. Возьми в подарок от меня волшебный прутик. Он поможет тебе отомстить колдунье». Простился я с мудрым старцем почтительнее, чем с отцом, и направился в свой аул. Долог ли, короток ли был мой путь — не заметил я. Стучусь в дверь дома. Выходит жена, все такая же нарядная и красивая. Увидела меня — и отшатнулась. Взмахнула волшебным прутиком, но я опередил ее и ударил своим, говоря: — Ты женой мне была, теперь зайцем будь! Хотела меня запугать — живи сама в вечном страхе! Не успел я произнести свои слова, как жены уже не было рядом: превратившись в зайца, она умчалась в степь. С той поры и живу один. Много лет миновало. По правде сказать, я давно простил жену и рад был бы снять с нее заклятие, да не могу узнать, куда она запропала, нигде не встречаю заколдованного зайца. Услышав про заколдованного зайца, Гани насторожился и в волнении начал рассказывать Алиму о том странном происшествии, которое его привело к старику. Алим ударил ладонями по коленям и вскочил с места: — Что ты наделал, Гани! Ведь заяц, которого ты разрубил,— моя жена. Иду искать ее! И только Алим с жигитом перешагнули порог, как видят: скачет на двух ногах передняя часть разрубленного зайца, а задняя ее догоняет. Вот догнала — и заяц сросся вдруг и кинулся, дрожа, к ногам Алима. Старик хлестнул зайца прутиком и проговорил: — Была ты зайцем — женой мне будь! Про то, что минуло, навек забудь! Смотрит Гани: стоит перед ними красавица, каких не много на свете отыщешь. Даже зажмурился юноша от такой красоты. А когда открыл глаза, то еще больше поразился: и Алим, что только что был седобородым стариком, стал тоже молодым, стройным и сильным! Обнялись муж и жена. Много тут радости было. На другой день Алим богатый той справил на весь аул. И первыми его гостями на тое были Гани с матерью. В скором времени и Гани женился. Хорошую жену взял. И все, о ком рассказано в этой сказке, жили долго, дружно и счастливо.