В давние времена жил мудрец но имени Жиренше-Шешен. Ум этого человека был глубок и беспределен, как море, речь текла из его уст, подобно песне соловья. Но, несмотря на все свои достоинства, был Жиренше беден, как никто в степи; лачуга его была так убога, что когда он ложился, то ноги его торчали за порогом, а в ненастную погоду ветер и дождь свободно проникали в нее сквозь множество щелей.
Как-то раз ехал Жиренше с товарищами по степи. День клонился к вечеру, и всадники торопили коней, чтобы засветло добраться до жилья.
Вдруг путь им пересекла широкая степная река. На том берегу реки был аул, а на этом несколько женщин собирали в мешки кизяк.
Подъехав к ним, всадники учтиво поздоровались и спросили, как переправиться через реку. Тогда из толпы женщин вышла молодая девушка, которую подруги называли красавицей Карашаш. Было на ней ветхое, залатанное платье, но вся она сияла невиданной красотой: глаза у нее были как звезды, рот как месяц, а стан точно стройная и гибкая лоза.
— Есть два брода,— сказала девушка.— Тот, что налево,— близок, да далек; тот, что направо,— далек, да близок,— И она указала на две тропинки, ведущие к бродам.
Один лишь Жиренше понял слова девушки и повернул коня направо.
Через некоторое время он увидел брод. Дно здесь было песчаное, вода мелкая. Он без труда переехал реку и быстро доскакал до аула.
А товарищи его выбрали ближний брод и вскоре раскаялись в этом. Не достигли они и середины реки, как кони их глубоко увязли в тине, и им пришлось спешиться на самом глубоком месте и с поводом в руке брести к берегу. Уже смеркалось, когда, мокрые и озябшие, въехали они в аул. Жиренше остановил коня у крайней юрты. Это была самая бедная юрта в ауле, и он сразу догадался, что она принадлежит родителям той девушки, которая указала ему брод. Жиренше дождался товарищей, и лишь только всадники сошли с коней, как навстречу им вышла мать Кара-шаш и попросила их быть гостями ее семьи.
Они поблагодарили добрую женщину и вошли в юрту. Внутри юрта была так же бедна, как и снаружи. Вместо ковров хозяйка постелила гостям сухие шкуры шерстью вверх. Некоторое время в юрту вошла и Карашаш с полным мешком кизяка за плечами.
Пора была весенняя, и перед закатом прошел сильный ливень. Все вернулись из степи с мокрым кизяком, и семьи их в эту ночь легли спать без ужина.
Одна только Карашаш принесла сухой кизяк. Она развела костер, обогрела и обсушила гостей.
— Как ухитрилась ты уберечь кизяк от дождя? — спросили ее приезжие.
И девушка рассказала им, что, когда начался дождь, она легла на мешок с кизяком и заслонила его своим телом. У нее вымокло платье, но платье ведь легко высушить у очага. Она не могла поступить иначе, так как отец ее — пастух, возвращается к ночи голодный и мокрый, и ему худо пришлось бы без огня. Другие женщины во время дождя сами спрятались под мешками, но замочили и одежду и кизяк.
Гости выслушали ответ девушки и подивились ее уму.
Между тем им захотелось узнать, какое угощение ждет их за ужином.
Карашаш сказала им так: — Отец мой бедный, но гостеприимный человек. Когда пригонит он байское стадо, то, если добудет, зарежет для вас одного барана, а не добудет,— так даже две овцы.
Никто, кроме Жиренше, не понял слов девушки, все приняли их за шутку.
Пришел отец Карашаш. Увидев у себя чужих людей, он побежал к баю просить барана на ужни нежданным гостям.
Бай прогнал его, не дав ничего. Тогда пастух зарезал свою единственную овцу, которая вскоре должна была принести ягненка, и из ее мяса приготовил вкусное кушанье для приезжих жигитов. Только тут гости поняли значение слов Карашаш.
Жиренше за ужином сидел напротив Карашаш. Пленившись ее красотой и умом, он тайком приложил руку к сердцу в знак того, что горячо ее полюбил.
Карашаш, не спускавшая с него глаз, заметила это движение и дотронулась пальцами до своих глаз: она хотела этим сказать, что его чувства не укрылись от ее взора.
Тогда Жиренше погладил себя по волосам, желая спросить, не потребует ли за нее отец в калым столько скота, сколько у него волос на голове.
Карашаш провела рукой по шерсти кожи, лежавшей под ней, намекая, что отец не отдаст ее и за столько голов скота, сколько шерстинок на бараньей коже.
Жиренше, вспомнив о своей бедности, печально опустил голову. Девушке стало жаль его. Она отвернула уголок кожи и прикоснулась пальцами к ее гладкой стороне. Так дала она понять Жиренше, что отец отдаст ее и даром, если найдется достойный жених.
Пастух все время наблюдал за безмолвным разговором молодых людей. Он понял, что они полюбили друг друга и что Жиренше так же умен, как и его дочка. Поэтому, когда Жиренше решился просить у него Карашаш себе в жены, он с радостью согласился.
Через три дня привез Жиренше молодую жену в родной аул.
Слава о прекрасной и мудрой Карашаш быстро облетела всю степь и наконец достигла дворца хана.
Слушая льстивые речи своих визирей о том, что нет на свете женщины красивее и умнее Карашаш, хан загорелся завистью к бедняку Жиренше и решил отнять у него жену.
Однажды прискакал к лачуге Жиренше ханский гонец и именем хана приказал ему немедленно явиться с женой ко дворцу.
Делать нечего, отправились они в путь.
Как только хан взглянул на Карашаш, он тут же полюбил ее и, решив во что бы то ни стало сделать ее своей женой, повелел Жиренше остаться у него в услужении:
Днем Жиренше служил в ослепительном ханском дворце, а вечером, усталый, возвращался в свою хижину к Карашаш.
И тут, наслаждаясь своей свободой, он склонялся головой на колени любимой жены, говоря:
— Какое счастье сидеть в своей лачуге! Она просторнее ханских палат.
А ноги его в это время торчали за порогом.
Шло время, а хан не переставал думать о том, как бы погубить Жиренше и овладеть Карашаш. Много раз давал он ему опасные и мудреные поручения, но Жиренше всегда быстро и точно исполнял их, и не было повода его казнить.
Случилось так, что хан проезжал со своей свитой по степи. День был ветреный. По степи катилось перекати-поле. Хан сказал Жиренше:
— Догони перекати-поле и разузнай у него, куда и откуда оно катится. Смотри, не добьешься от него ответа — не сносить тебе головы.
Жиренше погнался за перекати-полем, настиг его, пронзил копьем и, постояв над ним некоторое время, вернулся назад.
Хан спросил:
— Ну, что сказало перекати-поле? Жиренше ответил:
— О великий хан, перекати-поле шлет тебе поклон, а сказало оно мне вот что: «Куда и откуда я качусь — ведомо ветру, где остановлюсь — ведомо оврагу. Это понятно само собой. То ли ты дурак, что задаешь мне такие вопросы, то ли хан дурак, что прислал тебя расспрашивать меня об этом».
Хан понял намек, но ничего не ответил Жиренше и лишь глубже затаил злобу против него.
Другой раз хан приказал Жиренше под страхом смерти явиться к нему так, чтобы было это ни днем, ни ночью, ни пешком, ни на коне, чтобы не оставался он на улице и не вошел во дворец. Опечалился сначала Жиренше, но потом посоветовался с Карашаш, и они вместе придумали, как выйти из затруднения.
Жиренше явился к хану на утренней заре, сидя верхом на козе, и остановился под самой перекладиной ворот.
Опять не удалась ханская хитрость. Тогда он изобрел новую.
Когда наступила осень, он потребовал к себе Жиренше и, вручив ему сорок баранов, сказал:
— Я даю тебе этих баранов, и ты должен ходить за ними всю зиму. Но знай: если к весне они не принесут по ягненку, как овцы, я прикажу отрубить тебе голову.
Жиренше побрел домой в глубокой печаля, гоня перед собой стадо баранов.
— Что с тобой, муж мой?—спросила его Карашаш.— Отчего ты так печален?
Жиренше рассказал ей о сумасбродном приказании хана.
— Возлюбленный,— воскликнула Карашаш,— стоит ли горевать по пустякам! Зарежь к зиме всех баранов, а по весне — увидишь сам — все обойдется как нельзя лучше.
И Жиренше сделал так, как сказала Карашаш. Наступила весна.
И вот однажды постучался у дверей хижины Жиренше ханский гонец и объявил, что следом за ним скачет сам хан: хочет он узнать, объягнились ли его бараны.
Опечалился Жиренше, чувствуя, что уж теперь не избегнуть ему смерти.
А Карашаш говорит:
— Не горюй, дорогой. Спрячься в степи в не показывайся до вечера. Я сама приму хана. Все обойдется как нельзя лучше. Иди.
Жиренше послушался жены и ушел в степь, а Карашаш осталась в хижине. Вскоре слышит она конский топот и грозный голос:
— Эй, кто там! Откликайтесь!
Карашаш по голосу сразу узнала хана. Она вышла из хижины и низко поклонилась ему.
— Где же твой муж? Почему он не встречает меня? — сердито спросил хан.
И Карашаш ответила ему почтительно: стенными глазами, и они подтвердят мои слова,— проговорила женщина и скрылась за дверью. Вытащив из ямы трех визирей, она сказала им шепотом: — Беда, вернулся мой муж. Стоит : увидеть вас в своем доме — и вы пропали. Я наказала вас за дерзость, но не желаю вашей смерти. Вот вам бритва — сбрейте поскорей усы и бороду; вот вам мои старые платья,— переоденьтесь в них не мешкая, и я выведу вас из дома под видом своих подруг. Визири беспрекословно выполнили все, что потребовала женщина. Тогда она приказала им взяться за руки и ввела их в комнату, где в свое время каждый из них ждал угощения и любовных утех, а ныне восседал хан, окруженный телохранителями. Увидев перед собой своего грозного владыку, визири остолбенели, хан же долго смотрел на них в недоумении и наконец сказал: — Какие странные у тебя служанки, женщина. Ростом и станом — это мужчины, а по обличию и одежде — женщины. Мне кажутся знакомыми их липа. Кто эти оборотни? — Это те,— сказал кузнец за жену,— что чернили перед тобой меня и порочили мою верную супругу. Такова истина, мой хан. Тут визири рухнули на колени и повинились во всех своих черных делах. В гневе слушал их хан вначале, но потом, когда визири дошли до своих злоключений в доме кузнеца, губы его дрогнули, плечи затряслись, и он так рассмеялся, что расплескал на свой шелковый халат весь кумыс из чаши. А кузнец с женой покорно ждали своей участи. И вот, насмеявшись до слез, хан приосанился и сказал: — Давно у меня не было такого веселого дня. Пусть же с этих пор три глупца, которых провела женщина и которых я прежде называл своими визирями, служат при мне презренными шутами. Ты же, мой славный мастер, и твоя верная жена поедете со мной в столицу, как мои дорогие гости, и я награжу вас по заслугам и достоинствам. Прошли годы. Давно уже истлели кости хана и визирей, ставших шутами, и кузнеца, и его красавицы жены, а создания рук старинного мастера и его история сохранились в народе до наших дней.